Ушедшее — живущее - Борис Степанович Рябинин
Да, так как вышло, что он ступил на эту стезю?
— Никакого художественного впечатления не имел с детства, — говорит раздумчиво Василий Алексеевич. — В детстве не имел никаких способностей к рисунку. С чего началось, не знаю. Помню, искал животных в книгах, разглядывал изображение. Тогда не было детского рисунка, необычайного по привлекательности и фантастичности, но реального. Срисовывал с обыкновенных иллюстраций… Родители и все родственники были учителя. Дед был сирота, на двенадцатом году остался… воспитан на стипендию графа Шереметева; стал Шереметевский — взял фамилию благодетеля. Так было принято тогда. А были Ватагины. Ну, я и стал Ватагин, вернул прежнее имя. Говорили: чтоб скрыть графское достоинство… Глупости! Какое там графское достоинство: шереметевский лакей, шереметевский дворник… Самый что ни на есть простой народ. Все исконные москвичи. Ну, а ближняя родня: отец — историк, мать — преподавательница русского языка. Пять дядьев — все педагоги, математики, физиологи.
Арабка, зачуяв вкусный запах, поведя зелеными глазами, спрыгивает с колен и направляется на кухню; Коля уже давно перекочевал туда. Василий Алексеевич вытягивает руки и кладет их по обе стороны от чашки с дымящимся душистым чаем. Характернейший жест! Вот так тоже он дает им роздых во время работы.
Неторопливо разматывается клубок большой, плодотворно прожитой жизни. Еще деталь детства: над постелью висела возмутительная (как выразился Василий Алексеевич) литография, или олеография, как говорили тогда, масляная печать: корова с теленком ярко-рыжего цвета, тень коричневая на ней. Врезалось в память, как образец того, каким не должно быть искусство. Мать приносила из школы атласы зоологические. Шуберта и других, потом — Брема. Русское национальное искусство никогда не обходилось без зверей, но хороших изображений тогда не было, только случайные. Лет 13—14-ти водили в Румянцевский музей, раз или два; редко — в Третьяковскую галерею. Родители не признавали искусство достойным внимания. По их понятиям, надо было непременно окончить университет и стать либо учителем, либо врачом, либо агрономом. Стал срисовывать с Брема. Двоюродная сестра занималась акварелью; пользуясь ее красками, раскрашивал картинки в книжках. Родители не мешали. По воскресеньям стал ходить, как и кузина, к Мартынову. «Я из тебя сделаю художника, орнитолога», — однажды заявил тот и посадил срисовывать чучело.
«Действуй, действуй!» — вдохновлял он старательного паренька. Сам он не умел рисовать животных, но был знаком с орнитологами, им были нужны рисунки птиц. «Походи в зоологический сад и там рисуй с натуры», — посоветовал Мартынов. Ватагин уже учился в пятом классе гимназии. В мае 1902 года он целый месяц рисовал в зоологическом саду. Это было начало.
После — студия Юона на Арбате. Поступил туда. Мартынов был страшно возмущен: «Голых баб захотел рисовать!» Но там рисовали не только «баб». Юон давал темы для композиций. У Ватагина оказалось воображение, у него получалось 2—3 варианта.
Орнитологи платили по 15 рублей за рисунок птиц. А Юон сказал: «Где же искусство?»
Где искусство? А ведь было изображено все досконально, прорисовано каждое перышко. Слова запали в душу.
Поступил в университет, на естественно-историческое отделение. В 1905 году во время беспорядков университет закрыли. Зиму рисовал у Юона. Константин Федорович Юон, впоследствии народный художник СССР, — вдумчивый воспитатель молодежи и самобытный художник, все произведения которого были пронизаны глубоким сыновним чувством к русскому народу с его неповторимой историей и бытом, к родной природе, к старым городам, очагам издревле складывавшейся культуры, — дал самое главное: понимание места искусства в жизни. От него юный Ватагин почерпнул мудрую спокойную доброту и ясный оптимизм мировоззрения.
После — первое большое путешествие: поход по Военно-Осетинской дороге, пешком через перевалы, незабываемая, чарующая девственная красота Кавказа. Перешел на 3-й курс — отправился на север: северная оконечность Белого моря, Кандалакшский залив, через озера, Хибины, дикое Приполярье. Тогда впервые увидел живых морских животных — морских звезд, ежей. Университет их приобрел, тогда это была редкость.
Университет направил в Неаполь — «в противоположность северным»! — нарисовать морских животных. Поехали вместе с кузиной-акварелисткой, морским путем. Греция, Константинополь, Айя-София, Афины… Тут впервые познакомился с Египтом — в музеях. Египет, то есть древнее египетское искусство, Ассирию тогда у нас еще мало знали. Ни Мексики, ни Перу, ни палеолита… Это, как выражается Василий Алексеевич, все расширение искусства XX века. Неаполь, живая сказка теплого лазурного моря; затем — Рим, Флоренция, сокровищницы Италии. Вот где увидел искусство, восславляющее красоту живого, бесконечное разнообразие его формы. «Как сказал Кушинский… был такой либеральный искусствовед… это был камертон моего искусства!»…
Поразило, что животное в почете, на иконах, отношение к зверю как к божеству. Изображение — с любовью, даже с почтением сделанное. Скульптуры — подлинники египетские, римские, ассирийские. Античное искусство… В память врезался Египет. Там каждое изображение было наполнено внутренним смыслом, содержало «душу» живого существа. Любовался произведениями великих мастеров античного мира, средневековья, эпохи Возрождения, жадно впитывая каждую деталь, особенности каждого, — и тут же стремился запечатлеть сам, карандашом или кистью, все, что останавливало внимание — жизнь и быт чужих незнакомых городов с иноязычной речью, труд людей и, конечно, лики звериные на воле, в заповедниках и в зоопарках.
И вот государственные экзамены, диплом об окончании. В 1907 году издатель Мензбир поручил молодому художнику сделать картины для курса зоогеографии (курс только еще рождался). 33 картины по всем странам мира. Мензбир направил его за границу. Собирал материал по зоологическим садам, по музеям, повидал Берлин, Гамбург, Кельн, Амстердам, Париж, Лондон…
Мензбир со временем продал картины Дарвиновскому музею (они и по сию пору висят там). Ватагину заплатил тысячу рублей. Взял подписку, что художник не будет возражать, если картины будут изданы в виде атласа. И они действительно были выпущены альбомом. Издание Сабашникова.
Искусство и зоология, география все время шли у него рядом. Он был первым, положившим начало учебным пособиям, где с большим знанием были воспроизведены представители фауны чуть ли не всего земного шара. Делал Сытину 25 больших картин зверей и птиц. Знания постоянно пополнялись в поездках. Был в Средней Азии, Лапландии; впереди ждали еще Дальний Восток, Индия…
Мартынов, Юон и собственная практика, собственные впечатления, самосовершенствование —
